Рыбалка на Кефаль в Крыму
В Черном море распространены три вида кефалей — сингиль, лобан и остронос. Лобан и остронос преобладают у побережья Кавказа, сингиль — у берегов Крыма. Однако весной и осенью косяки кефали формируются не по видовому признаку, а по размеру особей, поэтому при ловле не знаешь, что клюнет — мощный лобан с большой головой и широким лбом или похожие друг на друга, более прогонистые и изящные на вид сингиль и остронос. Много кефали зимует у Южного берега Крыма, особенно в Ялтинском заливе, в некоторых бухтах Севастополя, в Балаклаве. В бассейне Черного моря запрещена всякая ловля кефали с 1 января по 30 мая!
В начале июня я решил пройтись по местам, где всегда ловят кефаль, посмотреть, послушать, о чем говорят рыболовы...
Маршрутный теплоходик, курсирующий между Артиллерийской бухтой и самым лучшим севастопольским пляжем Учкуевка, за четверть часа доставил меня к небольшому причалу, вытянувшемуся в море метров на пятьдесят от песчаного берега. На дощатом настиле и шарабанах сидели рыболовы с длинными удилищами в руках. Ловилась чулара — кефаль размером 20—25 см. Для начала сезона совсем неплохо.
Всю следующую неделю я обследовал известные мне кефалевые места и пришел к заключению, что пора и мне, наконец, попытать счастья. Надо подготовить снасть, добыть насадку и решить, где ловить.
Со снастью у меня все в порядке. Я давно перешел на ловлю со скользящим поплавком. Мое спиннинговое че-тырехколенное удилище японской фирмы «Олимпии» длиной 3,8 м — красивое, как игрушка, прочное, гибкое и легкое — оборудовано легкой же безынерционной катушкой открытого типа. Эта снасть — моя гордость и предмет зависти многих знакомых рыболовов.
С насадкой дело обстоит сложнее. Издавна считается, что кефаль ловится хорошо только на морского червя-не-реиса. Чтобы добыть его, надо основательно потрудиться. Лучшим червем признается инкерманский. ^Добравшись катером в Инкерман (ныне — Белока-менск) и пройдя с километр вверх по берегу реки Черной, надеваешь резиновые сапоги, заходишь в воду, большой совковой лопатой зачерпываешь грунт и, с трудом вытаскивая ноги из вязкого дна, бредешь к берегу, где и изучаешь содержимое. Повезет — найдешь два-три, реже — четыре червя, а так как все давно уже копано-перекопано, то получается в среднем с двух лопат — один червь. С трудом добытую наживку нужно еще уметь сохранить. Это тоже целая наука! Естественно, рыболовы стали искать, чем бы заменить морского червя. И нашли. Оказалось, кефаль, причем крупная, охотно клюет на кусочки мороженого хека. Что касается места ловли, то я выбрал небольшую бухту, которая находится всего в 40—50 мин ходьбы от дома. К тому же прошел слух, что там начался клев.
Было еще совсем темно, когда я вышел из дому. На улицах города — полная тишина. Но вот в ночную тишину вначале едва слышно, а затем все громче и громче стал вплетаться какой-то приглушенный рокот. Море дышало... Наконец последние домики, окруженные садами и виноградниками, остались позади, в. лицо повеяло свежестью и непередаваемыми запахами моря. Еще через несколько минут я спускался к берегу бухты. На востоке едва занималась заря.
По узкому деревянному мостику я прошел на возвышающийся над водой причал, расположенный метрах в тридцати от берега. По всему причалу стояли рыбацкие шарабаны, лежали снасти, а их хозяева, собравшись кучками, по куривали и вели разговоры о клеве, насадках, рассказывали разные случаи и истории... Постепенно все разошлись по местам и стали настраивать удочки.
Рассвело. Вода в бухте была зеркально-гладкой, и только на выходе в море слегка рябило. Справа открывалась панорама Северной стороны с фортами времен Крымской войны, на самом выходе из бухты белела, как многопалубный стопушечный корабль, громадина Константиновского равелина. Слева — заход в Карантинную бухту, на противоположном берегу которой виднелись развалины древних стен Херсо-неса Таврического. Шутники острят: соображали древние, греки, где селиться: куда ни забросишь — везде рыба. Действительно, бывают зимы, когда Карантинная бухта буквально забита косяками кефали, хотя основные районы ее зимовки находятся не здесь. Ранней весной с причала порой можно увидеть стаи крупных рыбин, которые неспешно, словно зная, что им ничего не грозит, проплывают в каком-нибудь десятке метров от вас, совсем близко от поверхности. Но видит око, да зуб неймет. Действует запрет.
Вскоре самые разнообразные по форме и расцветке поплавки образовали вдоль причала ломаную линию. Прошел час, потом еще один — клева не было. Около семи часов почти одновременно зашевелились, задвигались рыболовы, закивали удилища: пошла небольшая, но вполне кондиционная чулара.
Вдруг среди рыболовов произошло какое-то движение, послышались возбужденные голоса, несколько человек, отложив в сторону свои удочки, поспешили к середине причала... Так бывает, когда после долгого и нудного бес-клевья кому-то повезет и возьмет крупная рыба. Именно это произошло и на этот раз!
Среди рыболовов-мужчин самого различного возраста — от почтенных ветеранов до десятилетних мальчишек, которые постоянно перебегали с одного места на другое, путали лески соседей и вообще создавали веселую неразбериху, — сидела с длинным удилищем в руках тетя Катя. Так все звали худенькую, небольшого роста, слегка сутуловатую женщину лет шестидесяти, которая была частым посетителем этого причала. Ровесники относились к тете Кате с подчеркнутым вниманием, старались помочь ей в чем-нибудь, делились насадкой, держали место, если она запаздывала, и всячески опекали. Да и рыболовы помоложе всегда были готовы услужить тете Кате. Если она почему-либо не приходила, на причале как будто чего-то не хватало...
Так вот, именно тетя Катя на этот раз и создала небольшой переполох. Вскочив на ноги, она изо всех сил вцепилась в удилище, которое согнулось дугой и угрожающе потрескивало, а тонкая вершинка, казалось, вот-вот обломается. Леска резала воду, какая-то сильная рыба тянула вглубь, не давая ни мгновения передышки. Тетя Катя силилась ,что-то сказать, но от волнения у нее ничего не получалось. Картина была и немного смешной, и в то же время трагичной. Первым подоспел на помощь Никита Павлович — пожилой, но еще крепкий мужчина, один из немногих, кто называл тетю Катю просто по имени и относился к ней с ласково-почтительной фамильярностью. 
Но как он ни старался перехватить удилище, чтобы помочь справиться к рыбиной, ему это не удавалось: тетя Катя не выпускала его из рук, продолжая тащить на себя. Не выдержав напора, верхнее колено в месте стыка с сухим треском сломалось. Потеряв равновесие, тетя Катя свалилась бы в воду, не поддержи ее Никита Павлович. Обломок удилища, стремительно нырнув, исчез под водой, через некоторое время всплыл, полежал без движения и тронулся, набирая скорость и периодически ныряя, в сторону от причала. На тетю Катю жалко было смотреть. Все еще не придя в себя от потрясения, она прерывающимся голосом пролепетала: «Лобан. Вот такой, сама видела...» — и для убедительности показала, разведя руками, какого именно она видела лобана.
Это происшествие произвело сильное впечатление на приунывших было рыболовов. Все заспешили поправлять и менять насадку и теперь уже не спускали глаз с поплавков. Все тот же Никита Павлович дал тете Кате свое запасное удилище.
Сидящий возле меня Толя-Худой вдруг насторожился, весь как-то подобрался и сделал резкую подсечку. После короткой борьбы он выдернул хорошего остроноса граммов на пятьсот-шестьсот. Минут через пять он отправил в свой садок еще такую же рыбу, потом еще одну...
Создавалось впечатление, что только к его крючкам подходит кефаль. На все расспросы собравшихся вокруг него рыболовов Толя, преувеличенно честно округляя свои зеленые хитроватые глаза, разводил руками.
— Сами смотрите, братцы, червь обыкновенный — инкерманский, да вот еще хек... Крючок — четверка, поводок — ноль пятнадцать. Все, как у вас. — И, прищурясь, добавлял: —Ловить надо уметь. — Потом ни с того ни с сего (с ним этого никогда не случалось!), покопавшись в деревянном ящичке, отвалил мне сразу с десяток червей, хотя я его и не просил. «Наверное, с радости, — подумал я. — Нет, нё такой человек Толя. Не случайно это».
Насаживая на крючок царский подарок, я краем глаза косился на соседа. Вот он вытащил леску с пустым крючком, зыркнул по сторонам и, запустив руку в стоящую рядом сумку, достал краюшку белого хлеба, отщипнул кусочек, быстро нацепил его на крючок и забросил в воду. Забыв про свой поплавок, я стал наблюдать, что же будет дальше. Вижу, маленький красный поп-лавочек Толиной удочки как будто пошевелился — и сразу же последовала быстрая подсечка, но на этот раз пустая. И опять с такими же предосторожностями Толя насадил кусочек хлеба и сделал заброс. Поплавок, слегка поерзав по воде из стороны в сторону, как это бывает при подходе мелочи, замер и, как мне показалось, чуть-чуть притонул. Тут же Толя подсек, и на крючке весело заходила рыба. Это оказался полукилограммовый лобанчик. Опять к Толе сошлись рыболовы и опять на вопросы — старый ответ: «Ловить надо уметь...» Через какое-то время он опять вытащил остроноса. У меня — ни поклевки. Так в чем же все-таки секрет?
Ну ладно, у меня не получается, я никогда не считал себя знатоком ловли кефали, но даже у Никиты Павловича и других признанных авторитетов изредка шла на червя чуларка, мелочь сбивала с крючков кусочки хека, а Толя знай себе таскал остроноса за остроносом... Когда он после очередной подсечки, на этот раз неудачной, вытащил снасть, я обратил внимание на то, что, хотя на крючке и была насадка, Толя быстро сбил ее и заменил свежим кусочком хлеба. Снова легкое подрагивание поплавка, осторожная и плавная подсечка, но рыба опять не засеклась. Толя как-то по-особенному медленно извлек, именно извлек, а не вытащил быстро и резко, как это бывает после неудачной подсечки, снасть, и я увидел, что кусочек хлеба, побывавший в воде, принял своеобразную форму: цевье крючка было плотно обжато тестообразной массой, а нижняя часть обратилась в рыхлый, пористый и бесформенный кусок, от которого отваливались и медленно тонули лохматые хлопья, образуя туманные пятна из еще более мелких крошек.
Сразу припомнилась много раз виденная картина: на поверхности воды в Южной бухте около стоящих у причалов судов плавают отходы из камбузов, среди которых попадаются куски хлеба, разбухшие и рыхлые, а их со всех сторон атакует молодь кефали. Рыбы тотчас же отходили, когда мякоть была объедена и от хлеба оставалась одна корка. Так неужели весь секрет заключается в том, что на крючок насаживается особым образом хлеб?
Отщипнув от взятого из дома бутерброда небольшой кусочек, я осторожно спрятал крючок в мякоти, старательно обжал хлеб у самой лески и, забросив так, что мой поплавок стал в метре от Толиного, стал ожидать. Вот поплавок вздрогнул, чуть присел, потом лег на бок. Подсек — пусто. Еще тщательнее насадил на крючок кусочек хлеба и повторил заброс. Мною овладело знакомое многим рыболовам состояние, когда почему-то чувствуешь, что вот-вот будет настоящая поклевка...
Чтобы не утомлять подробным рассказом о поклевке, которая не заставила себя долго ждать, и вываживании, скажу лишь, что с немалыми трудностями поймал и отправил в садок среднего остроносика.
Как всегда неожиданно, мой поплавок снова исчез под водой. Не успел я подсечь, как удилище уже рвало из рук. По всему чувствовалось, что взяла крупная рыба. Удилище согнулось до предела, но в его прочности я был уверен. А вот за поводок из тонкой лески я побаивался. Собравшиеся около меня болельщики давали советы один другого «вернее». Тот, кто хотя бы однажды вываживал сильную, отчаянно сопротивлявшуюся рыбу, знает, что никакие советы в эти минуты до сознания не доходят, их просто не воспринимаешь. Руки автоматически выполняют нужные действия, а мысль работает в одном направлении — как бы не упустить рыбу, не дать ей уйти! Вот такие-то мгновения и делают рыбную ловлю, на мой взгляд, наиболее эмоциональной, доставляющей ни с чем не сравнимое удовольствие. И пусть не всегда победа остается за тобой — все равно полученные впечатления захватывают настолько, что заставляют сердце биться чаще и острее чувствовать жизнь!
Наконец рыба, хотя и продолжала сопротивляться, все же медленно пошла за леской. Вот метрах в десяти из глубины показалась темно-серая спина, можно было рассмотреть голову со слегка приплюснутым мощным лбом. Лобан! Даже при заниженной оценке его размеров было ясно, что поводок не выдержит малейшей попытки поднять такую рыбину над водой. А ведь высота причала около трех метров! Только подсачек с длинной ручкой мог помочь в этом случае, но где его взять? Никита Павлович и здесь поспешил на помощь. Лежа на причале и вытянув руку с небольшим сачком, годным разве для ловли бабочек, он старался подвести его к рыбе. Или лобан увидел его и испугался, или ему надоела вся эта воз-Ня, но он, развернувшись, пошел в сторону. Произошло то, чего я боялся: поводок оборвался. Хоть я и ждал этого, но все же на какой-то миг опешил... Что ж, пусть это будет мне уроком, теперь и поводок у меня прочнее будет, и подсачек всегда с собой. К такому же выводу пришли и свидетели этого поединка...
Хочется рассказать еще об одном случае, который лишний раз подтверждает, что предела совершенству снастей не существует, что надо постоянно наблюдать за рыболовами, расспрашивать их о способах ловли, искать новые насадки, приемы...
, Как-то рыбацкое радио разнесло по городу весть, что на морском вокзале какой-то рыболов (не из местных) ловит крупную кефаль странной, неведомой в наших местах снастью. Будто бы приходит он ежедневно во второй половине дня, становится в стороне от сидящих на причале рыболовов, спиннингом забрасывает снасть с четырьмя поплавками (четырьмя!) и, вытащив две-три хорошие рыбины, уходит...
На следующий день я был на набережной морского вокзала. В правом углу у забора сидела небольшая группка завсегдатаев, ловивших кефаль на хека спиннингами в отвес. На такую снасть кефаль берет очень осторожно. Поэтому кончики спиннинговых удилищ оснащают разного рода флажками — чувствительными и сверхчувствительными кивками. Подвеска применяется очень тонкая, с несколькими крючками на коротких поводках. Крючки наживляют кусочками хека и осторожно, чтобы нежная насадка не соскочила, медленно опускают в воду и отвесно устанавливают так, чтобы грузик не доходил до дна 10—15 см. Глубина в этом месте была большая — больше 10 м. Чаще всего кефаль брала наживку сразу. Кивок при этом чуть заметно приподнимался. Нужно было немедленно и резко подсечь; запоздаешь — наживка сбита. За целый день наиболее стойкие из рыболовов высиживали по одной, реже по две-три кефали. Попадались, правда, и хорошие экземпляры, но очень уж редко...
Со стороны входа на морской вокзал быстрой энергичной походкой спускался новый рыболов. Он прошел в противоположный от нас угол причала, сноровисто собрал спиннинг, приладил к леске какое-то устройство и забросил. На воде вместо обычного поплавка появились сразу четыре: большой и три маленьких. Они вытянулись в одну линию и медленно, не теряя строя, начали дрейфовать по течению. Незнакомец не спеша положил удилище, достал из сумки ломтики хлеба и стал бросать их немного правее поплавков.
Я подошел ближе и стал наблюдать, что же будет дальше. Заметив мои любопытные взгляды, рыболов приветливо улыбнулся и радушно сказал:
— Вот приехал к вам в Севастополь в командировку и, как только выдается свободное время, — сразу же сюда. Благо, снасти захватил с собой. Люблю рыбалку!
Познакомились. Валерий Петрович — так звали моего нового знакомого — рассказал, что сам он с Урала, ловил на озерах, главным образом спиннингом на блесну. Перед отъездом в командировку его товарищ, узнав что он будет на Черном море, посоветовал сделать и взять с собой эту самую снасть, которую назвал сочинской. Откуда взялось такое название, товарищ сам не знал.
— Вот, взял и не напрасно, третий день уже ловлю. Интересно! И насадка всегда под руками, купил немного хлеба — вот и все хлопоты, — говорил Валерий
Петрович, поглядывая на поплавки. Валерий Петрович любезно показал мне снасть и поведал все свои секреты. Подвеска была изготовлена из лески диаметром 0,2 мм и длиной немногим больше 1 м. К ее концу привязан большой поплавок, утяжеленный грузом, вделанным внутрь; на расстоянии 20—30 см от него расположены три маленьких поплавочка из пенопласта, под каждым из которых на коротких поводках привязано по крючку № 5. Вот и вся снасть.
Валерий Петрович насадил на крючки кусочки хлеба, как это делали мы при ловле кефали в Мартыновой бухте, и, плавно размахнувшись, забросил метров на тридцать туда, где плавала прикормка. Вскоре мелочь набросилась на наживку; поплавки задергались, задвигались в разные стороны, образовав ломаную линию. Вдруг Валерий Петрович насторожился и, показав мне на чуть заметные бурунчики, которые возникли недалеко от поплавков, сказал:
— А теперь смотрите, кажется, подходит и наша рыба...
Действительно, у поплавков что-то происходило: исчезла мелочь, и вдруг как-то сразу все четыре поплавка ушли под воду. Валерий Петрович подсек, удилище согнулось, леска пошла вглубь, и после непродолжительной борьбы на причале забился хороший остронос. Сняв его с крючка, Валерий Петрович проговорил:
Источник http://www.ryblib.ru/rasskazy-rybakov/221-lovlya-kefali-na-chernom-more.html
